Русский
и немецкий авангард:
типологии и параллели
Другие
исследования об авангарде
Н. С. Сироткин
Жанр “приказа” в авангардистской поэзии
(футуризм и левый экспрессионизм)
Мысль о “приказе” как самостоятельном жанре в поэзии русских футуристов неоднократно была высказана в исследовательской литературе1, однако специальных работ “приказу” посвящено не было. Выделение такого жанрового образования, как “приказ”, представляется весьма плодотворным, так как не только объединяет целую группу текстов по ряду признаков, но и является показательным для поэтики и эстетики русского футуризма в целом. С другой стороны, стихотворения, вписывающиеся в этот жанр, можно обнаружить и в немецком “левом” экспрессионизме, что позволяет делать обобщения об особенностях поэтики и эстетики литературного авангарда второй половины 1910-х – начала 1920-х гг.
Термин “приказ” условен; к выбору именно такого обозначения приводит его аутентичность (ср., например, “Приказы” В. Маяковского) и укоренённость в научной традиции (это, впрочем, касается футуризма, но не экспрессионизма). Кроме того, словарное значение этого слова в целом, как представляется, соответствует эстетике авангарда: по словарю Д. Н. Ушакова, приказ – “официальное распоряжение органа власти… обращённое обычно к подчинённым и требующее выполнения определённых действий, соблюдения тех или иных правил или устанавливающее какой-н. порядок, положение”2.
Почвой, на которой сформировался и развивался этот жанр, является, несомненно, духовная атмосфера, связанная с нарастанием революционных настроений и революционными событиями в России и Германии во второй половине 1910-х гг.: большинство стихотворных “приказов” было создано в 1916-1918 гг. В художественных кругах обеих стран в это время широкое распространение получают идеи “Революции Духа”: авангардисты считают, что в их искусстве “социальная” революция находит логическое продолжение и завершение.
Man gab dir Brot Geld Arbeit und Erlaubnis –
Ich gebe dir dein Herz! [1]
[список цитированных стихотворений см. в конце статьи]
– писал Карл Оттен (Otten) в стихотворении “Arbeiter!”.
“Февральская революция уничтожила рабство политическое… Бомбу социальной революции бросил под капитал октябрь <…> Мы пролетарии искусства – зовём пролетариев фабрик и земель к третьей бескровной, но жестокой революции, революции духа”, – писали в 1918 году Д. Бурлюк, В. Каменский и В. Маяковский3.
Поскольку художественный акт рассматривается в одном ряду с социальной революцией, а произведение искусства аналогично социальному действию, возможным становится прямое перенесение жанра, наиболее часто используемого в современной авангардистам революционной действительности – приказа, декрета – в сферу искусства: жизнь нуждается в упорядочении, и задачу упорядочения наряду с политиками берут на себя художники. Показательно, что многие авангардисты в это время активно занимаются административной и политической работой – от членства в рабоче-солдатских советах (как, например, В. Каменский, связанный с футуристами К. Малевич, а также Эрих Мюзам и другие) до управления всей художественной и даже политической жизнью страны (отдел ИЗО Наркомпроса в России, где, в частности, работали В. Каменский, В. Маяковский, В. Хлебников и В. Кандинский – один из лидеров экспрессионизма, и, например, Баварская Советская республика, которую в течение недолгого времени возглавлял Эрнст Толлер).
С другой стороны, существовал, очевидно, и значительный слой читателей, готовых видеть в новых художниках устроителей мира, облечённых правом издавать “приказы” и “декреты”. Об этом может свидетельствовать организация в январе 1919 года в Петрограде группы “комфутов” – “коммунистов-футуристов”, требовавших пересоздания всех “форм быта, морали, философии и искусства”4. “Коммунисты-футуристы” – это не только художники и поэты, но и их (по)читатели5.
В Германии представления о ведущей роли художников в деле создания нового мира объединяли т. н. “левых экспрессионистов”, группировавшихся вокруг журнала “Die Aktion”.
Der Dichter träumt nicht mehr in blauen Buchten <…>
Sein Haupt erhebt sich, Völker zu begleiten.
Er wird den großen Bund der Staaten gründen.
Das Recht des Menschentums. Die Republik [2] –
писал Вальтер Хазенклевер (Hasenclever) в стихотворении “Der politische Dichter” (опубл. 1917). Показательно, что в текстах экспрессионистов автор-герой нередко предстаёт в образе пророка или “вождя”.
Подобные взгляды можно обнаружить и в статьях таких известных и популярных в Германии того времени мыслителей, общественных деятелей, как Густав Ландауэр (Landauer) и Курт Хиллер (Hiller): “духовная элита”, то есть мыслители, поэты и художники, может и должна возглавить борьбу за новое мировое устройство6. “Коммунистическая рабочая партия Германии” (K.A.P.D.), члены которой верили в возможность осуществления этих идей в результате переворота, совершённого группой художников и учёных, некоторое время пользовалась значительным влиянием среди рабочих7.
Таким образом, читательская аудитория была готова к восприятию авангардистских стихотворений-“приказов”. “Приказ” как жанровое обозначение можно охарактеризовать по ряду признаков. В том или ином конкретном “приказе” некоторые из названных признаков могут отсутствовать, но в целом, как представляется, отмеченные особенности позволяют говорить о жанровом единстве.
Тема стихотворного приказа – изменение мира, которое должно произойти. Это изменение мыслится прежде всего в духовном плане: поэты воспевают “Революцию Духа вселенскую” [3]:
Das himmlische Licht ist nah. <…>
Sagt … daß aus Ihrem Mund der himmlische Brand lächelnd quillt! [4]На баррикады! –
баррикады сердец и душ. [5]
При этом нередко подчёркивается “земной” характер этого преображения:
Давайте Рай на земле мастерить [6. Курсив мой. – Н. С.]
Und Sie bauen das neue irdische Land [4]
Противоречия здесь нет: “земное” и “небесное”, “духовное” – лишь разные грани “человеческого”. “Мерой мира” является человек, люди, а не некие абстрактные, самодостаточные ценности, далёкие от мира людей: в противовес библейскому “небесному Иерусалиму” – небесному царству Бога авангардисты провозглашают земное царство человеческого духа.
По словам Х.Хайсенбюттеля, в произведениях экспрессионистов “трансцендентность веры в Бога заменяется самим языком”8. В таком контексте исключительно важное значение приобретает слово, текст, язык – носитель духа. Преображение мира происходит благодаря воздействию человеческого Слова, произнесённого или написанного:
Люди! Над нашим окном
В завтрашний день
Повесим ковёр кумачовый,
Где были бы имена Платона и Пугачёва9. [7]Da tauen die peitschenden Gestürme machtlos hin vor unserem
glaubensvollen Wort. [8]
Таким преображающим Словом является, несомненно, и сам стихотворный “приказ”. Показательны названия: “Приказ по армии искусства” (В. Маяковский), “Декрет О заборной литературе – О росписи улиц – О балконах с музыкой – О карнавалах искусств” (В. Каменский), “Mensch steh auf!” (И. Р. Бехер, Becher), “An die Dichter” (Э. Толлер, Toller) и т. д.
“Футуризм не только ожидал от слова агитационного эффекта, но и возвращал ему магическую функцию”. Это утверждение И. П. Смирнова10 верно и в отношении левого экспрессионизма.
Strahlhauch der Liebe jed Gewehr einschmilzt. <…>
Fortflügeln die Granaten. Selige Schwäne.
Umarmte ziehen, von Gesängen ewigen Friedens tönend, weit in der Runde auf! [9]
Эти слова были написаны в 1916 году, в разгар первой мировой войны. Желаемое (должное) представлено здесь уже свершившимся: стихотворный текст функционирует аналогично архаическому обряду или заклинанию.
В связи с этим следует отметить ещё одну особенность “приказа”: агитационное/“магическое” воздействие усиливают лексические повторы и параллельные синтаксические конструкции. Повтор ключевых слов или словосочетаний придаёт им характер лозунга, что сближает “приказ” с “политической поэзией”: “лозунг играет роль семантического ядра стихотворения, ключа к его символике, метафорике и т. д.” (М. Поляков)11:
Brich auf ins Licht! <…>
Brich auf ins Licht!
O Mensch, ins Licht! [10]Mensch Mensch Mensch steh auf steh auf!!! [8]
Надо всенародное вольнокрылье
вознести! Вознести! Вознести! [11]
Поскольку речь в “приказе” идёт о должном, модальность такого стихотворения, как правило, ирреальная; преобладает побудительное наклонение (встречаются и другие – желательное, условное, сослагательное или будущее время в изъявительном наклонении и т. д.):
Бросайте огонь в агонию,
тките в один канат нервы,
влейте души в одну симфонию. [11]Stürzt hin, Militärs! Beugt euern Scheitel.
Stockt, Bergwerke, den mörderischen Tag.
Ihr Fürsten auf Thronen,
Steigt nieder [12]Wir werden die Welt nicht ruhen lassen [13]
Значительное место в “приказе” занимает определение аудитории – тех, к кому текст обращён, – или определение ситуации, в которой “приказ” “издаётся”. Как правило, этому посвящена первая половина стихотворения, во второй формулируются собственно положения “приказа”.
Предполагаемые исполнители авангардистского “приказа” – либо художники, которые должны руководить великим преображением мира:
Anklag ich Euch, Ihr Dichter <…>
Sprecht Euch Urteil!
Menschkünder Ihr! <…>
So sprecht doch! Sprecht! [14. Выделено автором] –
либо непосредственно всё человечество, “народы” [9], которые и выполняют задачу создания земного царства духа:
Двинемся, дружные, к песням!
Все за свободой – вперёд!
Станем землёю – воскреснем,
Каждый потом оживёт! [15]
Как правило (но не всегда), адресат “приказа” назван в стихотворении неоднократно и более или менее подробно охарактеризован (см., например, [1], [3], [4], [17] и др.).
В любом случае автор обращается непосредственно к читателям; прямые обращения – одна из характерных особенностей “приказа”:
Arbeiter! Dich an Rad, Drehbank, Hammer, Beil, Pflug geschmiedeten
Lichtlosen Prometeus rufe ich auf!
Dich mit der rauhen Stimme, dem groben Maul.
Dich Mensch voll Schweiß, Wunden, Ruß und Schmutz [1]Попалили денёк-другой из ружей
и думаем –
Старому нос утрём. <…>
Пиджак сменить снаружи –
мало, товарищи!
Выворачивайтесь нутром! [16]
Фигура же самого автора-героя, напротив, никогда не проявляется отчётливо, не приобретает индивидуальных черт: личность “приказывающего” принципиально не важна, важна идея, во имя которой “приказ” издаётся – грядущее преображение мира, Революция Духа.
Автор-герой выступает в обобщённом образе “вождя”, пророка или поэта. Особого рассмотрения заслуживает вариант “поэта”. И в футуризме, и в экспрессионизме существовало противопоставление “подлинных” и “неподлинных” поэтов, “подлинной” и “неподлинной” поэзии, что связано с подчёркнутым антитрадиционализмом этих литературных групп: искусство футуристов/экспрессионистов – подлинное, искусство их противников – ложное. При этом лексически противопоставление могло не маркироваться: для одних и для других использовалось одно понятие “поэт”, “искусство” и т. п., но в разном интонационном окружении, например:
Плюньте
и на рифмы, <…>
и на прочие мелехлюндии
из арсеналов искусств. <…>
Дайте новое искусство – <…>
чтобы выволочь республику из грязи. [17. Курсив мой. – Н. С.]…Ihr Dichter <…>
Verbuhlt in Worte, Worte, Worte!
Ihr weisend nickt mit Greisenköpfen [14. Курсив мой. – Н. С.]
“Новое” искусство, в отличие от “старого”, не отделено от действительности, а, напротив, стремится к активному контакту с ней, в пределе – к полному слиянию с жизнью: когда Революция Духа победит, искусство и жизнь станут неразделимы12.
Следует подчеркнуть, что авторские образы “вождя”, поэта, пророка – не “литературные маски”. Так, В. Хлебников, по словам В. П. Григорьева, “не стилизовал образ своего “лиро-эпического я” под пророка, а ощущал себя им, “ртом человечества”13; Н. Л. Степанов называет самого В. Каменского “главным и единственным героем его стихов”14. Пауль Раабе (Raabe) считает одной из особенностей “литературного канона” экспрессионизма то, что его авторы были “ораторами” (Wortführer) и “литераторами-политиками” (“Literaturpolitiker”)15. Традиционная для литературы “внеположность” автора своему творению16 для поэта-авангардиста невозможна: авангардисты “диктуют внешнему миру более долговечный ритм из взволнованного духа”17, своими произведениями, как и в своей жизни, они стремятся совершить великую “Революцию Духа”18. “Мы были твёрдо уверены, – вспоминал И. Р. Бехер, – в своём призвании при помощи стихов и манифестов обратить людей, изменить мир и окончить войны”19.В “революционном” авангардизме, так же, как и в авангардизме первой половины 1910-х годов, “художник” и “общество” составляют коррелирующую пару, всегда соотнесены друг с другом (разумеется, в рамках авангардистского сознания), а напряжение, возникающее между этими двумя полюсами, образует поле, на котором формируется авангардистский текст. В “приказе” это напряжение выражено наиболее явно и стремится к разрешению – к слиянию двух полюсов. В грядущем мире авангардистов, к созданию которого призывает “приказ”, “художник” и “общество” больше не разведены по разным полюсам – они представляют собой одно целое.
Призыв к объединению класса, народа или всего человечества составляет основу “приказа”; это непосредственное обращение объединяет также автора и читателя в рамках одного текста, уравнивает, делая их героями одного стихотворения. Возникает коллективистский идеал единого жизнестроительного устремления:
Давайте засучим рукава
Да зачнём Мировое Строительство:
Эй Звени Единственная Голова
У Единого Шара – Правительства [6]Herbei ihr alle, die der Seele dienen,
Aus tönendem Haupt der Kunst…
Im Werk die arme Welt vollkommener baun <…>
Und die voll Sorgen in den Kohlengruften, <…>
Arbeiten nackt in Armut, Gift und Dampf –
Zu andrem Kampf! [18. Курсив авторский]
Таким образом, в авангардистском “приказе” нарушаются границы между реальным миром и текстом (стихотворение становится социальным действием, искусство и жизнь стремятся к слиянию), между автором и текстом, между автором и читателем. Семиотическая структура “приказа” уникальна: герои стихотворения, автор и читатель, представляют собой, если воспользоваться словами Ежи Фарино, “и сообщение и канал связи одновременно, и информаци[ю] и язык”20.
Состояние общества, при котором искусство берёт на себя все функции культуры – то есть организует, делает осмысленной и направляет жизнь – возможно только в условиях революционных потрясений21. Снижение революционного возбуждения ставит перед искусством иные задачи; в середине 20-х годов “приказ” не мог бы быть понят и не мог быть написан. Во второй половине 1920-х – 1930-х годах “приказ” вырождается в политическую пропаганду (ср. переходное в этом смысле стихотворение Р. Леонхарда (Leonhard) “Nur du, Proletarier!”, опубликованное в 1921 году [19], и “На цепь!” В. Маяковского, опубликованное в 1923 г. [20]); авангардные традиции можно проследить в поэзии “соцреализма” и в искусстве фашистской Германии. Главное, что отличает пропагандистскую поэзию от “революционного” авангарда – то, что задачи, которые ставит перед собой политическое искусство, искусству внеположны, это задачи государства или партии22: искусство понималось как функция идеологии. Авангард же в своём стремлении к сближению с жизнью главную ценность полагал в искусстве: “Не жизнь есть искусство. Но искусство есть жизнь”23.
Список процитированных стихотворений
Примечания
1 См., например: Степанов Н. В. Хлебников: Биографический очерк // Хлебников В. Избранные стихотворения / Ред., прим. и биогр. очерк Н. Степанова. М.: Советский писатель, 1936. С. 68; Смирнов И. П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. М.: Наука, 1977. С. 105; Umjetnost riječi: časopis za znanost o književnosti. God. XXV (1981): Književnost – avangarda – revolucija. Zagreb: Hrvatsko filološko društvo, 1981. С. 257.
2 Толковый словарь русского языка / Под ред. Д. Н. Ушакова. Т. III: П – Ряшка. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1939. С. 799.
3 Русский футуризм: Теория. Практика. Критика. Воспоминания / Сост. В. Н. Терёхина, А. П. Зименков. М.: Наследие, 1999. С. 62-63.
4 Программная декларация // Советское искусство за 15 лет: Материалы и документация / Под ред. с вв. стт. и прим. И. Маца; Сост. И. Маца, Л. Рейнгардт и Л. Ремпель. М.; Л.: ОГИЗ-ИЗОГИЗ, 1933. С. 159-160.
5 Фундаментальное для авангарда стремление к слиянию искусства и действительности в одном “жизнестроительном” акте выразилось в декларации “комфутов” и в утверждении, что такое “пересоздание” должно быть осуществлено “на коммунистических началах”. Таким образом размывалась и граница между авторами (футуристами) и их аудиторией – людьми нового мира (коммунистами). Ср. также в стихотворении В. Маяковского “Приказ по армии искусства”: Только тот коммунист истый, // кто мосты к отступлению сжёг. // Довольно шагать, футуристы, // в будущее прыжок! [5. Курсив мой. – Н. С.]
6 См.: Landauer G. Aufruf zum Sozalismus // Lyrik des Expressionismus3 / Hrsg. u. eingel. von S. Vietta. Tübingen: Niemeyer, 1985. S. 27; Schrader B. Aufbruch in ein neues Zeitalter (1918-1923) // Noessig M., Rosenberg J., Schrader B. Literaturdebatten in der Weimarer Republik: Zur Entwicklung des marxistischen literaturtheoretischen Denkens 1918-1933. B. u. Weimar: Aufbau-Verlag, 1980. S. 32-33.
7 Schrader B. Aufbruch in ein neues Zeitalter (1918-1923). S. 72.
8 Heißenbüttel H. Thesen zum Sprachgebrauch des deutschen Expressionismus // Expressionismus – sozialer Wandel und künstlerische Erfahrung: Mannheimer Kolloquium / Hrsg. von H. Meixner u. Silvio Vietta. München: Wilhelm Fink, 1982. S. 42-43.
9 Известен вариант этого стихотворения с именем Маркса вместо Платона (см.: Хлебников В. Творения. М.: Советский писатель, 1986. С. 670).
10 Смирнов И. П. Указ. соч. С. 134.
11 Поляков М. Я. Вопросы поэтики и художественной семантики: Монография. М.: Советский писатель, 1986. С. 227-228.
12 Подтверждением может служить то, что в тоталитарных государствах, называвших себя победившей Утопией, поэты-авангардисты писали пропагандистские стихи (В. Маяковский, В. Каменский, И. Р. Бехер и др.): искусство полностью сливалось с идеологией. Ср. лефовский лозунг: “В работе над укреплением завоеваний Октябрьской революции, укрепляя левое искусство, ЛЕФ будет агитировать искусство идеями коммуны, открывая искусству дорогу в завтра” (За что борется ЛЕФ? // ЛЕФ. 1923. № 1. Март. С. 6. Выделено в оригинале).
13 Григорьев В. П. Грамматика идиостиля: В. Хлебников. М.: Наука, 1983. С. 103 (примечание 40).
14 Степанов Н. Василий Каменский // Каменский В. Стихотворения и поэмы. М.; Л.: Советский писатель, 1966. С. 17.
15 Raabe P. Die Autoren und Bücher des literarischen Expressionismus2. Stuttgart: J. B. Metzlerische VBH, 1992. S. 9.
16 Роднянская И. Б. Автора образ // Литературный энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1987. С. 13.
17 Эдшмид К. Экспрессионизм в поэзии // Называть вещи своими именами: Программные выступления мастеров западно-европейской литературы ХХ в. / Сост., предисл., общ. ред. Л. Г. Андреева. М.: Прогресс, 1986. С. 314.
18 По свидетельству Романа Якобсона, “вопросы “Революции Духа” были для него [В. Маяковского. – Н. С.] долгое время основными вопросами октябрьской революции – именно с точки зрения предстоящей “Революции Духа” Маяковский определял своё отношение к Октябрю” (Якобсон-будетлянин: Сб. материалов / Сост., подгот. текста, предисл. и коммент. Бенгт Янгфельдт. Stockholm: Almquist & Wiksell International, 1992. С. 55).
19 Бехер И. Р. Смокинг и что за ним следовало // Вестник иностранной литературы. 1928. № 12. С. 95-97.
20 См.: Umjetnost riječi… С. 256.
21 Ср.: “О подлинном авангарде мы можем говорить лишь тогда, если он совпадает с политической революцией, сопровождает или подготавливает её”. “Авангард интересен и важен нам именно потому, что является одной из форм своеобразного совпадения революции и искусства” (Szabolcsi M. К некоторым вопросам революционного авангарда // Umjetnost riječi: časopis za znanost o književnosti. God. XXV (1981): Književnost – avangarda – revolucija. Zagreb: Hrvatsko filološko društvo, 1981. С. 14, 18).
22 Показательный факт: в 1922 г. В. Маяковский получил официальное одобрение Ленина “с точки зрения политической и административной”. “Обращение Ленина к этому произведению [“Прозаседавшимся”. – Н. С.] в связи с постановкой важнейших партийных и государственных задач заставляло очень многих по-новому взглянуть на Маяковского, …воспринять его не как футуристического деятеля, а как советского поэта, освещающего актуальные вопросы современности с коммунистических позиций” (Черемин Г. В. В. Маяковский в литературной критике: 1917-1925. Л.: Наука, 1985. С. 122-123. Курсив автора).
23 Walden H. Erster deutscher Herbstsalon: Vorrede // Der Sturm: Halbmonatsschrift für Kultur und die Künste. 1913. Oktober. № 180-181. S. 106 [Nendeln/Lichtenstein: Kraus Reprint, 1970].
© Н. С. Сироткин, 1999.
Статья была опубликована в журнале "Филологические науки", 2001, № 4.