Д. Иоффе. Велимир Хлебников и эзотерический дискурс. Русский жизнетворческий модернизм, проблема иератического письма и язык "балабайлан". К постановке вопроса

Исследования о Велимире Хлебникове

Другие исследования об авангарде

Конференция «"Доски судьбы" и вокруг: эвристика и эстетика» (тезисы докладов)

Д. Иоффе

Велимир Хлебников и эзотерический дискурс.
Русский жизнетворческий модернизм, проблема иератического письма
и язык "балабайлан". К постановке вопроса

Знакомый Хлебникова, мемуарист Петровский писал в 1923-м году ("Воспоминания о Велимире Хлебникове" // ЛЕФ, № 1, стр. 169): "В 20-м году летом попал я случайно в Харьков. Нашел Петникова и от него узнал, что Хлебников тут, но видеть его не интересно. Пошёл я и всё-таки разыскал его. ... Хлебников был в одном нижнем белье из грубого крестьянского холста, без шапки. Грязный, загорелый, обросший и взлохмаченный он видом походил на юродивого. … Держался он в этом костюме свободно, очевидно долгие месяцы ходил в этих отребьях и привык к ним.…Хлебников собирался в Персию. Мы расстались, сказав друг другу: "непременно встретимся на круглом шаре"... и больше не встретились..."
Наша небольшая работа занята некоторыми аспектами сходства способов письма Велимира Хлебникова с иератическим письмом Древнего Египта (известна важность темы Египта в творчестве поэта). Иератическое – т.е. "жреческое", "курсивное" – письмо может представлять некоторые интересные параллели с прозаическими текстами поэта (например, "Скуфья Скифа" (ок. 1917) или более ранние тексты – "И всенея ховун вылетел в трубу..." (Садок Судей II, 1913), "И язык – звукомые числа", "Песнь Мирязя" ("Пощёчина общественному вкусу" (1913). Мы попытаемся отметить семантику употребления термина "жрец" у Хлебникова в этих текстах, а также в некоторых других, связанных с топикой Древнего Египта. Иератическое письмо – это духовидческие, религиозные, эзотерические (но иногда и более обыденные) тексты, по приемущественно пишущиеся жреческим, священническим сословием. Известно, что в дальнейших этапах своей деятельности Велимир, идентифицируясь со своим лирическим героем, именовал себя "Священник цветов" ("Гюль-мулла") и был в качестве такового, в плоти и крови, "по ту сторону текста", адекватно воспринят простыми жителями провинции Персидского Гюлистана. Так тема древнеегипетского жреческого иератического эзотеризма приходит к топике исламского мистицизма, в частности к суфизму и дервишизму.
В контексте "мистической простоты", "юродивости" поведения мы можем привлечь некоего Кайгусуза Абдала (Kaygusuz Abdal) – уникального последователя ордена Бекташийа, жившего, по-видимому, в 15-м веке в Османской Империи (пытавшегося, в частности, основать отделение своего ордена в Каире). Как считает известная исследовательница суфизма Аннемари Шиммель, Кайгусуз мог быть одним из так называемых "абдалан-и-Рум" – дервишей, которые странствовали по Османской Империи, перевязанные звериными шкурами и с серебряной серьгой в ухе. Одним из примечательных "исторических" дервишей подобного типа был знаменитый Барак Баба, живший, если верны наши данные, в 16-м веке, который, согласно баснословным преданиям, ходил, юродиво завывая как медведь и приплясывая при этом как обезьяна. Адепты абдалан-и-Рум были известны также тем, что немало употребляли опиум. В контексте Хлебникова-дервиша, насколько мы знаем (см. Велимирово персидское курение "терьяка", а также его текст "Курильщик ширы", где "шира" или "шире" – это опиумная смесь), подобная деталь отнюдь не лишена идентификационной ценности. Сюда можно также добавить и мистическую поэзию Баба Тахир (B-ab-a T-ahir). Наш краткий компаративный разговор о Хлебникове будет проходит в контексте именно этих материй.

Другие исследования об авангарде