Н. В. Пестова

Эрнст Вильгельм Лотц

Эрнст Вильгельм Лотц (06.02.1890, Кульм/Висла – 26.09.1914, Франция, департ. Эна) – лирик и прозаик раннего экспрессионизма, переводчик с французского поэзии Рембо, Верлена. Э. В. Лотц выходец из семьи доктора философии, преподававшего в кадетской школе Кульма. Родители готовили сына к карьере профессионального военного и отправили учиться в Кадетскую школу сначала в Плен/Гольштейн (1905), затем в Высшую кадетскую школу Гросс Лихтерфельде (1906), откуда он часто наведывался в театры и Оперу Берлина. Уже в 1907 г. появляются первые стихотворения Лотца¹, в этом же году Лотц задумал трагедию о конфликте поколений в одной семье. В 1908 г. он закончил Кадетскую школу и стал прапорщиком Королевского Прусского четвертого Нижне-Эльзасского Пехотного полка № 143, находившегося в Страсбурге. До мая 1910 года он учился в Высшей военной школе в Касселе и 16 июня 1910 был произведен в лейтенанты: “Затянут в синее сукно и красный ворот, я был кадет и юный офицер” (Lotz E. W. Gedichte.., 23)². Однако в 1911 г. Лотц внезапно прервал военную карьеру, начал учебу в берлинской Торговой школе и с 1912 г., подражая своему кумиру Рембо, работал в гамбургской фирме импорта и экспорта. На это время приходятся первые прозаические наброски Лотца, знакомство с будущей женой Х. Ромейке (Hemmy Romeyke), а также планы покинуть страну в надежде на встречу с далекой экзотикой, ставшей одним из сквозных мотивов его лирики и прозы. В 1913 – начале 1914 гг. Лотц проводил время в занятиях литературой в Берлине, где в кафе и кабаре свершалась литературная революция. Здесь завязалась дружба с Л. Мейднером, К. Хиллером, состоялось знакомство с Э. Штадлером, Р. Демелем, влиянием которых объясняется обилие у поэта элементов югендстиля³. Берлинский период оказался весьма плодотворным⁴ и увенчался публикацией А. Р. Мейром в “Лирических листовках” цикла стихотворений “И красивые пятна хищного зверя”⁵, названного по заголовку одного из красивейших стихотворений любовной лирики экспрессионизма. 25 марта 1914 в Берлине/Шенефельд состоялась свадьба Лотца с Х. Ромейке, а уже 1 апреля он отбыл с Л. Мейднером в Дрезден, чтобы организовать выпуск журнала по искусству “Kunstzeitschrift”⁶.

Произведения Лотца в большой степени автобиографичны. Написанные от первого лица, стихотворения лишены какой-либо поэтической дистанции, рефлексии, никогда не затрагивают событий, к которым сам поэт не был бы причастен. То же можно сказать и о прозе: несмотря на экзотичные имена героев прозаических фрагментов (Бефезил, Кундор, Вольфрам Гаст), задуманных автором как части будущего многотомного романа, события разворачиваются вокруг реальных фактов – военного образования, коммерческой школы, фирмы импорта и экспорта, встречи в Гамбурге с будущей женой, ставшей неотъемлемой частью его творчества.

Стихотворение Лотца “Порыв молодежи” (“Aufbruch der Jugend”, 1913) стало знаковым и наряду с “Концом света” Я. ван Годдиса, “Сумерками” А. Лихтенштейна, “Тибетским ковром” Э. Ласкер-Шюлер, “Элисом” Г. Тракля, “Переездом ночью через Рейн по Кельнскому мосту” Э. Штадлера, “Богом города” Г. Гейма причислено литературоведением к ключевым текстам литературного направления⁷. Это характерный документ раннего экспрессионизма, в котором парадигматически представлены пафос, активизм и утопизм движения, глорификация мотива порыва и прорыва в идеальное будущее, протест против традиций государственного порядка, власти, общества и искусства, несущих печать упадка и заката, желание порвать с этим и вырваться в новый мир. Стихотворение содержит клишированные представления о революции – свержение тронов, открытие тюрем, восстание на улицах и баррикады – наряду с христианскими топосами. В нем Лотц выступает как экспрессионист активистского типа, но, как это присуще революционной лирике раннего экспрессионизма, и в нем “революционное намерение движения постоянно сбивается с конкретного на общечеловеческое, утопичное” (Hermand J., 302)⁸. После первой публикации в 1913 году в “Лирических листовках” стихотворение перепечатывают многие журналы⁹. Лотц, призывая в стихотворении “вымести власть и разрушить отжившего троны, / старого мира развалины смыть своим бурным потоком”, тем не менее, не выступает сторонником политизации искусства и с недоверием относится к формальной революционности. Когда активистски настроенные литераторы упрекнули его поэзию в “белокурости”, он ответил им стихотворением “Поймите”: “Серьезные друзья хотят мне дать понять, / Что я бездумно созерцаю мир / И не готов товарищей на битву призывать, / В гондоле голубой я проплываю сквозь эфир” (Lotz E. W. Gedichte.., 31). К. Хиллер отметил, что вдохновенная поэзия Лотца, не политизированная в прямом смысле, косвенно и ненамеренно оказывала сильнейшее революционное воздействие (Hiller K., 14)¹⁰.

“Языковое становление современной души” (Г. Фридрих) происходит с Лотцом, как и со многими поэтами раннего экспрессионизма, в лирике Большого города. Ее тематическая и мотивная структура оказывается напрямую связанной со всеми глобальными проблемами новой литературы – расщеплением, деформацией личности и потерей своего места в мире, утратой всех иллюзий и ценностей, ощущением конца света и отчуждением. Город для Лотца является как сценой, на которой крушатся все былые представления, так и непосредственным участником драматических изменений в сознании. Происходит очуждение городского пространства и насыщение его всевозможными “демоническими” качествами, мощно вторгающимися в психику его обитателей. Профессор философии Берлинского университета Г. Зиммель, исследуя психологические основы формирования индивидуума большого города на рубеже веков, обнаружил этот психологический фундамент в “интенсификации деятельности нервной системы” и вообще “жизни нервов” в результате “молниеносной и непрерывной смены внешних и внутренних впечатлений” (Simmel G., 11)¹¹. Обозначенная Г. Зиммелем в 1902 году чисто феноменологически “норма восприятия и опыта” жителя большого города оказывается поэтически осмысленной в целом ряде стихотворений Лотца. Состояние нервной системы впервые становится объектом пристального внимания поэта и серьезно занимает его как всякое новое обстоятельство: “Взорвались ночи города горячим диким светом, / Он разорвал нас в клочья, растерзал, разнес. / Вибрируют, дрожат безумно нити наших нервов / В асфальтовом ветру, что рвется из колес” (“Взорвались ночи”)¹². В стихотворении “Вот улицы”¹³ поэт еще более конкретно определяет причину такой потревоженной “жизни нервов”, подробно описывая средствами звукоживописи источники городского шума, “распиливающего слух”. Лотц сравнивает свою нервную систему с тончайшим инструментом, на натянутых струнах которого “дрожат жемчужины вечного моря”. Этот инструмент в грохоте города – “что ковер, расстеленный в пыли для танца дня ужасного”.

Язык Лотца отличается оригинальными морфологией и синтаксисом, богат поэтическими окказионализмами, насыщен лексическими единицами из сферы акустики, часто образованными средствами звукоживописи, и окказиональными парными словосочетаниями типа “звуки-сны”. Поэт максимально использует потенциальные средства системы языка, при этом система и норма вступают в мощную эстетическую игру, создавая специфическую образность на грани логически возможного. Лотц виртуозно заполняет пустые клетки дефектных парадигм разных языковых категорий, особенно глагольных, создавая эффектные потенциальные единицы, задевающие самый нерв автоматизма языкового восприятия; сталкивает лексическую и грамматическую семантику языковых единиц, расширяет их нормативную и логическую сочетаемость, нарушает жесткую синтаксическую валентность и этим достигает поразительного приращения смысла и стилистического эффекта. Наиболее частый стилистический прием, порождающий динамику и экспрессию, – транзитивация непереходных глаголов и использование при них нетривиальных объектов действия из других сфер чувственного восприятия. Таким образом, важнейшая философема Ницше “преодоление” формализована в прозе и лирике Лотца не только в мотивной структуре, но и в том самом желанном прорыве за тесные и сковывающие рамки языка, парализующая теснота которых в мироощущении начала века вылилась в фундаментальные сомнения и глобальный языковой скепсис. “Преодоление” реализуется у Лотца в преодолении самого языка, как это понимал и сам Ф. Ницше, т. е. в увеличении его гибкости, подвижности, в интенсивности и напоре его прагматического и эстетического воздействия. Стиль Лотца, как заметил К. Хиллер, действительно напоминает танец “бабочек весной” (Hiller K. Gedenkrede.., 14), который разворачивает свои фигуры то строго симметрично, то рассыпая всякую симметрию. Раскованность и свобода в обращении с языком, смелые метафоры, сигнализирующие жажду порыва и действия, сам выбор необычной лексики, часто сюрреалистического характера, особенно глаголов движения, обеспечивают неповторимость этого художника. Специфичен и графический облик стихотворений: поэта легко узнать, т. к. среди всех экспрессионистов только Лотц использует парные словосочетания, соединенные двойным дефисом (Wolken=überflaggt, Weltraum=staunend, Licht=durchschrien, Gierde=steif, Wüsten=Zisternen), природа которых до конца не прояснена, тем более что от издания к изданию графические варианты колеблются. Однако можно предположить, что это особый, только ему присущий стилистический прием, т. к. этим специфическим способом остранения лирик подчеркивает эффектное столкновение ассоциаций из совершенно разных сфер действительности и дает непривычный взгляд на вещи.

Литературоведение ставит Лотца как поэта в один ряд с Геймом, Штадлером, Штраммом и Траклем, однако в отличие от этих превосходных лириков, он еще и прозаик такого же ранга. Впервые об этом публично заявил К. Хиллер в траурной речи 12.02.1915 в берлинском Доме архитекторов по поводу гибели Лотца на фронте и сравнил его прозаический фрагмент “Странное пробуждение” (“Sonderbares Erwachen”) с “Ленцем” Г. Бюхнера (Draws-Tychsen H., 88)¹⁴. Проза Лотца долгое время оставалась неизвестной, так как его архив был опубликован лишь в 1955 году. Д. Гофман непосредственно после публикации архива, 40 лет спустя после К.Хиллера, в одной из дрезденских газет отметил, что Лотц “не только бесспорно один из величайших лириков экспрессионизма, но и эпиков, которых еще меньше, чем лириков – его язык уходит в область абсолютной прозы, он – “рентгеновский снимок” действительности, где каждое слово имеет свой вес и парящую прозрачность. Он вновь создал почву прозы” (Hoffmann D.)¹⁵. К. Хиллер полагал, что “ранняя смерть поэта была самой серьезной и интригующей культурной потерей начала века... Вместе с ним погиб проект гениального утопического романа” (Hiller K., 33)¹⁶.

Прозаические тексты Лотца носят фантастический, утопический характер и по стилистике и мироощущению близки к его поэзии: “Настанут времена серьезные и злые, / Я ж ускользну из жесткой их узды / И в добровольно избранной пустыне / Построю дом, гремящий яростью моей мечты” (Lotz E. W. Gedichte.., 30). Герой запланированного романа намерен бежать из опостылевшей Европы и по другую сторону океана построить “государство человечности”, “идеальную республику, впервые за тысячелетия соизмеримую с величием человеческого духа”. К. Хиллер вспоминает, как Лотц дрожал от возбуждения и нетерпения, излагая ему идеи этого грандиозного политического романа, работа над которым, по планам автора, была рассчитана на многие годы (Hiller K. Gedenkrede.., 16). Однако в германистике до сих пор нет исследований об Э. В. Лотце как прозаике.

Прозу Лотца отличают необычайная “глубина и легкость, присущие тексту в той же мере, что и личности Лотца” (von Esenwein J., 230)¹⁷. Друзья и знакомые помнят, как этот красивый молодой человек с безупречной офицерской выправкой “фланировал по улицам и паркам города, впитывая в себя окружающий мир, словно видел его впервые, и восторгался чувствами своими и своих современников. Его молодая сила, необузданная витальность, легкий эротический флер захватывают всех... Он уверен в себе. Он требует к себе внимания: “Посмотрите на меня! Посмотрите, что я делаю”... Он любит мир, и жизнь для него “веюще-белокурая” (von Esenwein J., 229). Подвижность, гибкость, парящая легкость вошли в контекст всех произведений Лотца: “Irrlichternd spiele ich durch greise Straßen” (Lotz E. W. Gedichte.., 32) Для художника и друга Л. Мейднера Лотц – “романтик, влюбленный в тучи и ветер. Стройный и высокий, с широким шагом, пламенеющий сквозь сутолоку улиц. Всегда им рад, и руки ввысь, крылатый певец городского моря. Всегда танцор, пловец, под всеми парусами сквозь голубые переулки. Вся печаль мира соскальзывала вниз по его длинным ногам” (Meidner L., 146)¹⁸. Эротичная и чувственная экспрессия пронизывает лирику Лотца: “Танцую и скольжу. И тело извивается игриво в сладком чувстве волн под натиском движенья” (Lotz E. W. Gedichte... “Танцор”, 26); “Свет окружает, обтекает и опевает меня. В потоке этом плещется играя мое тело... О как оно в струенье света истекает! Как растворяюсь в нем я, и становлюсь прозрачным, и пою себя” (Lotz E. W. Gedichte... “Свет”, 27). Но чувственность и эротичность, в отличие, например, от воинственной эротичности П. Больдта, деликатны и интегрированы в текст так, что тематизируют эротическое переживание целомудренно и элегантно, как в стихотворениях “И красивые пятна хищного зверя” или “В твоей комнате”, посвященном жене (Lotz E. W. Gedichte.., 25)¹⁹.

Непреодолимая тяга к иному, чуждому, экзотическому – в центре внимания поэзии и прозы Лотца: “Сошли с ума по островам в чужих пространствах” (“Wolkenüberflaggt”, 48). Экзотический мир выступает в его творчестве как необычайно привлекательный, магически воздействующий на все органы чувств: интенсивность диких и сладких запахов, причудливость диковинных ландшафтов, редкостные цвета и формы тропических цветов и деревьев, перенасыщенность душного влажного воздуха крайне обостряют чувства и воссоздают некий ирреальный сценарий. Переплетение экзотических и эротических мотивов воплощают извечные зов и тягу полов, первозданность страсти и невозможность противостоять ее искусу: “И целая страна из ароматов, негров, обезьян и попугаев” (“Пляж на Эльбе”). Лотц “болен” экзотическим югом, где “юг” выступает в качестве генеральной метафоры утопической идеализированной дали, и вновь приводит в движение и реанимирует “извечную немецкую страсть к югу как пространству внутреннего избавления” (Martini F., 492)²⁰: “Больны мы югом, далями и ветром, ... лесами и пустынями, насыщенными солнцем, и белыми морями. / Больны мы женщиной, ее душой и телом / Пантеры опасно-нежным” (Lotz E. W. Gedichte.., 63). Эта же страсть по неизведанной дали пронизывает и прозу: “Я – тоска – по себе самому и по всем остальным” (“Катехизис” // Lotz E. W. Gedichte.., 140 – 141).

Журналы “Revolution” 1913, № 3, “Der Sturm” 1913/14/15 гг., “Die weissen Blätter” 1915 г., “Die neue Rundschau” 1915 г. опубликовали многие из стихотворений и прозаических фрагментов Лотца, которые позже вошли в его поэтические циклы. Цикл из 40 стихотворений “Wolkenüberflaggt”²¹, подготовленный автором для печати еще до войны, имел большой успех, во многом благодаря К. Вольфу, который издал его в 1916 г. тиражом в 20 000 экз. в серии “Судный день”²². Лотца много публикуют после его гибели в журналах и альманахах (“Genius”, 1919; “Die Dichtung”, 1920; “Der Bücherwurm”, 1919/20 и др.), его стихи включены в самые известные антологии экспрессионистской лирики: “Сумерки человечества”, 1919 К. Пинтуса, “Книгу мертвых”, 1919 В. Пшигоде, “Благовещение”, 1921 Р. Кайзера, более поздние антологии Г. Бенна, 1955; Д. Боде, 1966; П. Рюмкорфа, 1976. Отмечая высочайший художественный уровень, языковое новаторство и силу чувства стихотворений “Порыв молодежи”, “И красивые пятна хищного зверя”, “Wolkenüberflaggt”, автор переиздания “Судного дня” Г. Шеффлер поражается курьезному, на его взгляд, обстоятельству: “Странно, насколько без последствий остались такие стихи для немецкой литературы”²³.

Как лейтенант резерва, Э. В. Лотц в первые же дни войны был демобилизован в армию и 2 августа ушел на фронт в составе 2-ой роты 143-го пехотного полка, дислоцировавшегося под Страсбургом. Он был полон юношеского энтузиазма и гордости за отечество. “Я должен быть участником становления будущей культуры Объединенных государств Средней Европы. О мой великолепный роман! О моя драгоценная любовь к тебе! О мое отчество, которое я звонко воспою! О Будущее, Европа! И мы, молодые, восторженные!” – пишет он в письме 7-го августа жене. С 9-го августа он беспрерывно находится на военном марше, неоднократно ранен в боях. 23 августа Лотц назначается командиром 1-ой роты своего полка. К середине августа тональность писем меняется: “Все, что во мне было от солдата, громко ликует, но эта война и многоборье родственных народов и культур... я видел пленных французов, плакавших из-за необходимости убивать невинных братьев... Я буду писать чудные вещи, наполненные миром и культурой. Я сыт по горло всеми сенсациями войны”. 25 августа он сообщает: “Мы наступаем и победим, чего бы это ни стоило”. 26 августа его рота потеряла в бою 87 человек. За оборону против численно превосходящего противника 7-го сентября он был представлен к Железному кресту II класса. За день до гибели, 25-го сентября, Лотц отправляет последнее письмо жене: “Уже 10 дней мы непрерывно ведем бои, французы в тридцати метрах от меня, я командир укрепленного огневого пункта. Сегодня утром граната угодила в моего подчиненного, и он рухнул на меня. Мне же при этом только сломало сигарету, больше ничего. У меня, видимо, действительно есть ангел-хранитель – кто бы это мог быть? Твой Эрнст” (Müller H. H. W.)²⁴. 26-го августа Лотц погибает от пулевого ранения в голову и грудь в передовом французском окопе.

 

 

Примечания

1. В письме от 24.02.1907 родителям // Неопубликованные письма Немецкого Лит. архива в Марбахе: Kadettenbriefe an die Eltern. DLM EWL 83.980/1-22; 83. 981/1- 40. Также: Müller H. H. W. Die Briefe von und an E. W. Lotz. Ein Verzeichnis mit biographischem Abriss und einem erstveröffentlichten Brief // Jahrbuch der deutschen Schillergesellschaft, 11. Jg. Stuttgart, 1967. S. 566-579.

2. Lotz E.W. Gedichte, Prosa, Briefe / Hrsg. J. von Esenwein // Frühe Texte der Moderne. München, 1994.

3. Müller H. H. W. Richard Dehmel und Ernst Wilhelm Lotz. Mit zwei erstveröffentlichten Lotz-Briefen an Dehmel // Jahrbuch der deutschen Schillergesellschaft, 12. Jg. Stuttgart, 1968. S. 88-93.

4. С 1913 г. в “Штурме” опубликовано 21 стихотворение.

5. Lotz E. W. Und schöne Raubtierflecken... Ein lyrisches Flugblatt. Berlin-Wilmersdorf, 1913. (июль – август 1913, № 35).

6. Meidner L. Erinnerungen an Dresden // Expressionismus. Aufzeichnungen und Erinnerungen der Zeitgenossen / Hrsg. von Raabe P. Olten/Freiburg i. Brsg., 1965. S. 145-150.

7. Berghahn K. L. Ernst Wilhelm Lotz. Der Aufbruch der Jugend. 1913 // Gedichte der “Menschheitsdämmerung”. Interpretationen expressionistischer Lyrik. Mit einer Einleitung von K. Pinthus / Hrsg. Denkler H. München, 1971; Schutz H. J. Verse vom Aufbruch der Jugend. Das allzu kurze Leben des expressionistischen Lyrikers Ernst Wilhelm Lotz // Börsenblatt für den Deutschen Buchhandel. Frankfurter Ausgabe 40/84, Heft 22, 16.03.1984 (Beilagen).

8. Hermand J. Expressionismus als Revolution // Von Mainz nach Weimar 1793/1919. Stuttgart, 1969.

9. “Wiecker Bote”, 1 (1913/14). H. 11/12, S. 18-19; “Zeit-Echo. Ein Kriegstagebuch der Künstler”, 1914/15. S. 130; “Der Freihafen”, 1 (1918). S. 20-21; “Der Bücherwurm”, 5 (1919/20). S. 224 и др.

10. Hiller K. Gedenkrede auf Ernst Wilhelm Lotz // Die neue Rundschau. Jg. 26/1915. Цит. по: Hiller K. Radioaktiv. Reden 1914 – 1964. Wiesbaden, 1966.

11. Simmel G. Die Großstadt und das Geistesleben // Lyrik des Expressionismus / Hrsg. Vietta S. Tübingen, 1985. S. 11.

12. “Die Nächte explodieren in den Städten” // Expressionistische Gedichte / Hrsg. von P. Rühmkorf. Berlin, 1993. S. 125.

13. “Da sind die Strassen”. (Aus dem Nachlaß) // Die Flöte 2 (1919). S. 90.

14. Lotz E. W. Prosaversuche und Feldpostbriefe. Aus dem bisher unveröffentlichen Nachlass / Hrsg. und Anmerkungen von Draws-Tychsen H. Diessen vor München, 1955.

15. Hoffmann D. Prosa als Röntgenbild der Wirklichkeit. Eine Erinnerung an Ernst Wilhelm Lotz // Unbekannte Tageszeitung, vermutlich “Die Union”. Dresden, 1955; Hoffmann D. Prosa von Ernst Wilhelm Lotz // “Deutsche Rundschau”. Bd. 85/1959, S. 752 ff.

16. Hiller K. Begegnungen mit “Expressionisten” // Expressionismus. Aufzeichnungen und Erinnerungen der Zeitgenossen / Hrsg. von Raabe P. Olten/Freiburg i. Brsg., 1965.

17. См. примеч. 2.

18. См. примеч. 6, S. 146.

19. Это же стихотворение под другим названием “Meiner Frau” включено в антологию А. Р. Мейера “Новая хвала женщине” (“Der neue Frauenlob”, 1919. S. 17).

20. Martini F. Das Wagnis der Sprache. Interpretation deutscher Prosa von Nietzsche bis Benn. 2. Aufl. Stuttgart, 1956. S. 492.

21. Среди них 6 стихотворений – из предыдущего сборника “И красивые пятна хищного зверя”.

22. Wolkenüberflaggt. Gedichte von Ernst Wilhelm Lotz. Leipzig, 1916 (vordatiert auf 1917, erschienen als 36. Band der Bücherei “Der jüngste Tag”).

23. Der jüngste Tag. Bücherei einer Epoche / Hrsg. und mit einem dokumentarischen Anhang versehen von H. Schöffler. Frankfurt/Main, 1981. Bd. 2. S. 1693.

24. См. примечание 1.

© Н. В. Пестова, 2002.